Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Всего несколько дней назад начались репетиции. Горячая, темпераментная, неукротимого нрава, вся во власти нетерпеливого желания не посрамить себя, сделать из дочери актрису (уж коль начали, так давай! к чему тянуть!), Тереза-мать гоняла дочку до поту. Хваталась за сердце и требовала: «Еще, еще раз!» Животные — верблюды, пони, пеликаны, зебра — убегали с манежа и снова возвращались. Были и слезы, и протесты. Дочь натаскивали все враз — мать, отец, приезжий режиссер, художественный руководитель Киевского цирка Б. Заец. Он приехал на берег Черного моря отдыхать, купаться, загорать, но как откажешься посодействовать в таком деле? — и любезно согласился помочь советом и опытом, «поставить» номер. Отец вскоре отступился и стоял у парапета молча, сложив руки на груди. Ее «натаскивали» строгая родительница и режиссер.
— Улыбочку! улыбочку! — требовала мать, размахивая шамберьером. Сейчас она совсем не походила на ту сияющую волшебницу, которую ежевечерне радостно встречает публика. — Помни: ты на арене, ты — актриса!..
— Чтоб рот не закрывался, — вторил режиссер. — Где твои зубы? Я их не вижу. Ты старушка в тринадцать лет…
— Вы хотите все сразу, — не выдержал отец.
Животных она знала, и они знают ее, — это облегчало дело. Контакт с бессловесными — тоже чего-нибудь да стоит! Срочно перешивались материнские костюмы, подгонялись по фигуре дочери.
— Ой, мама, — протестовала маленькая Тереза, если платье казалось неподходящим. — Это такой стиль… к Дуровым никакого отношения не имеет!
Видали, эта кроха уже разбирается в стилях!
И вот назначен день и час…
А я — вроде свидетеля, фиксирующего каждую мелочь…
Как назло, в канун дебюта разболелось ухо. Хроническая болезнь — воспаление среднего уха, Тереза-маленькая страдала этим с детства. Ночь почти не спали, вызвали врача. К одной заботе прибавилась еще другая. Неужели выступление сорвется? Нет, нет! ни в коем случае! Так, уже в самом начале пути судьба посылала и первое, как говорят нынче, незапрограммированное или попросту непредусмотренное испытание, в каких выковывается характер. Ведь артист всегда должен быть в форме, таким и никаким другим, всегда готов к выступлению. Личное, расстройство и недуги отходят на задний план.
Вспомнилось, как однажды у матери разболелся зуб перед ответственным выступлением. Ее повели к какому-то знаменитому дантисту, чтоб он «по блату» или врачебной воспитанности (врач не может отказывать больному, на то и клятва Гиппократа), во внеурочное время принял срочные необходимые меры — помог. Он хотел лечить — она потребовала: «Дергайте!» Когда там лечить? только бы унять эту зверскую боль! Боль была нестерпимой. «Дергал» он неумело, раскрошил, — как она выдержала, сама не помнит, была почти без сознания. А самое ужасное — вернулась от него, адская боль никак не стихала. Назавтра выяснилось, что второпях выдернул не тот зуб, здоровый, а больной остался. После она рассказывала об этом с неподдельным юмором, так что все держались за животики; а тогда было совсем не до смеха! И все-таки она выступала. С чарующей улыбкой, как всегда, выехала на арену; и мгновенно забыла про развороченные десны, про боль… А как, в другой раз, верблюд ступил на ногу; боль была ничуть не меньше, но представление продолжалось, а после врач констатировал перелом.
Со смехом рассказывала Тереза-старшая, как однажды попробовала работать с крысами. Дуровы не работают с хищниками, это у них традиция. Дуровская метода ласковая и добрая, а с хищниками, хочешь не хочешь, легко сорваться на крик, на грубость, жестокость… хочешь не хочешь, придется применять резкое принуждение — хлыст, брандспойт, если вдруг взбунтуются… а заслужил зверь такое обращение? Нет и нет! Сие противно всей их школе. (И это, добавлю, больше всего прельстило меня в знакомстве с Дуровыми и питало мое уважение к ним, заложив основу для дружбы.) Кто «подбросил» мысль о крысах, уже не припомнить… запамятовала. Оказалось, крысы работают превосходно, понятливы, быстро дрессируются. Она приучила их ползать по себе. Но раз вышло непредвиденное. Во время репетиции лопнула большая электрическая лампа, как выстрелила, в аккурат в тот момент, когда на дрессировщице находилось около двухсот крыс. Серые сварливые хищницы испугались и принялись ее кусать. Она завопила. Их колотили на ней палками, но, как после признавалась она, больше досталось ей, чем им… Ох, не легкую долю ты себе избрала, Тереза-маленькая! Но ей ли отступать, ей ли, перед чьими глазами постоянно стоял высокий пример служения искусству?
— Представляешь, Терезочка, — сказал я ей, — пройдут годы, когда-нибудь я неожиданно приду к тебе в цирк, я буду уже старенький, маленький, дряхлый, буду шамкать, а ты будешь уже знаменитой и не захочешь разговаривать со мной…
— Ну, вот, — с обидой возразила она, — еще не выступила, а все уже говорят «зазнаешься», «зазнаешься»…
Однажды во время гастролей Дуровской группы в Свердловске директор цирка Николай Иванович Слаутин представил меня Терезе Васильевне, — с того дня повелась наша дружба. Верно, определенную роль опять сыграли мои «собачьи» книжки, опять они; а кроме того, все любители животных охотно знакомятся и поддерживают в дальнейшем добрые отношения меж собой. Впрочем, об этом я уже говорил. Тогда же Тереза-старшая подарила мне иллюстрированное издание «Дуровы», сопроводив подарок надписью: «Человеку, который любит животных. А это значит, что хорошему человеку. Рябинину от Т. Дуровой». Не знаю, заслужил ли я такую надпись, но что человек, любящий животных, лучше нелюбящего, обладает неоспоримым духовным превосходством, святая истина, ныне уже не требующая доказательств (казалось бы… хотя доказывать все еще приходится). После были редкие встречи: то проездом в Красноярске — я летел на Дальний Восток, а Дуровы гастролировали как раз там, Тереза-большая была занята в представлении, Тереза-маленькая специально приехала на аэродром поприветствовать меня и передать привет от мамы… А теперь вот в Сочи, в прекрасном городе-курорте с недавно построенным прекрасным цирком. В Сочи я приехал отдыхать, глянул на афишу — ба! Дуровы здесь, такая удача! Конечно, тотчас пришел в цирк. И вот, пожалуйте (вторая удача!), Тереза, дочь Терезы и внучка Терезы, становится профессиональной артисткой — впервые выходит на арену, начинает цирковую карьеру еще один отпрыск знаменитой фамилии…
Она стояла у занавеса и как-то еще плохо представляла, что происходит, какой сегодня день в ее биографии, вся — внимание (не пропустить бы свой выход!). Во всех проходах толпились свободные от представления артисты — ждали ее появления. А на арене шел шуточный диалог:
— Слон открыл клетку и разогнал всех ваших голубей… — говорил отец, держа под мышкой пустую клетку, он же — комик, он
